Об истоках русского патриотизма

Фото: Владимир Кириллов

Аннотация

Патриотизм — важный элемент общественного сознания в любой стране. Можно было бы не сомневаться в том, что он есть и в нашей стране, как если бы не практика реального исторического процесса, дающая весьма противоречи- вые данные о понимании и осуществлении этого чувства. В российском смысле патриотизма на первое место ставят умение почувствовать душу народа, понять его интересы и защитить их. Данная статья — о продолжающемся в наши дни споре между славянофилами и западниками, о методологии осмысления феномена патриотизма, о том, какие во- просы и задачи необходимо ставить перед российским обществом и перед Историей в XXI веке — написана как поле- мический ответ на недавно опубликованное дискуссионное мнение В.В. Грановского.

Текст статьи

Стрельцов Анатолий Степанович, доктор философских наук, профессор, профессор кафедры философии и социологии Калужского государственного университета им. К.Э. Циолковского, почетный работник Высшего профессионального обра- зования РФ, лауреат Премии Правительства Калужской области, член Президиума Российского философского общества

Мы уже вступаем в этот возраст нашего бытия, когда время нам уже выйти из детского западничества и детского славянофильства. Когда мы должны пе- рейти к более зрелым формам национального самосознания.

Н.А. Бердяев (Судьба России)

Не мудрствуя лукаво, начнем с простого положения, как нам кажется, понятного и оправданного нормальным ходом истории: любое государство, имеющее свою территорию и подданных, создает в определенном смысле социум, объеди- нение людей, представляет собою для этих подданных (граждан государства) Отечество. Люди, любящие это отечество, проявляют чувство патриотизма. Можно согласиться с разной степенью и уровнями этого патриотизма, но отрицать его в целом было бы неверным, потому что данное положение является аксиомой, не требующим доказательства, условием существования государства-социума.

Можно было бы не сомневаться в этом, как если бы не практика реального исторического процесса, дающая весьма противоречивые данные о понимании и осуществлении этого чувства патриотизма и не менее витиеватые размышления со стороны исследующий этот предмет публики. Возьмем самый свежий пример научного анализа явления патриотизма в нашей недавней истории. «Прямолинейный русофобский историцизм, — пишут В.П. Бабинцев и В.П. Римский, — довольно типичен для современности и постоянно воспроизводится в построениях отечественных авторов либеральной ориентации, для которых русская история — лишь череда кривозеркальных имитаций Запада, гонки за его «внешним блеском», а отечественный тоталитаризм, как и все авторитарные модификации, — продукт конфликта перманентной «догоняющей модернизации» России и ее культурного патриархально-общинного и авторитарно-этатистского наследия, перешедшего в XXI век» [Бабинцев, Римский 2013]. Далее они вводят новое научное понятие: цикличность и а н т и и с т о р и з м «русской матрицы», взбадриваемой периодическими р а с к о л а м и в циклическом культурно-цивилизационном и политическом развитии России: при этом маленькие циклы «либерализации» всегда сменяются «большими периодами» авторитаризма, деспотизма и тоталитаризма, в настоящий момент — «путинского деспотического режима». И еще важнее и опаснее, что «Матрица» стала для современной анархиствующей и антиглобалисткой молодежи фактически новым виртуальным «Манифестом Коммунистической партии» или «медийным романом» типа «Что делать?», взывающим к борьбе против любой «Системы с большой буквы». За такой научной фразеологией ничего не видно, кроме фразеологии. Но актуальность ответа на вопрос об истоках русского патриотизма не уменьшается. Вновь после долгих лет поиска, проб и ошибок ответа на сакраментальные вопросы: Кто мы?, Где мы (не географическом смысле, а социетарно, в каком обществе?) И самое важное: В каком направлении нам двигаться? — все настойчивее требуется ясный ответ.

Запад и Восток, опять проблема соотношения и связи с Россией1. И сегодня мы стоим на перепутье, задавая себе вопрос:

1 На рубеже ХХ—XXI вв. активно издавались книги, посвященные этой проблеме: Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн. М., 1993; Русский узел евразийства. Восток в русской мысли. М., 1997; Волкогонова О.Д. Образ России в философии русского зарубежья. М., 1998; Чубайс И.Б. Россия в поисках себя. М.,1998; Россия: поиск пути. М. 1999; Дугин А. Евразийский путь как Национальная идея. М. 2002.

куда идти? И с кем идти? И вновь, как и многие годы прежде, мы поддаемся влиянию внешних факторов, сладостраст- ным обещаниям «чикагских мальчиков» или необдуманным призывам политиков, выдвигающих различные проекты, ко- гда русская мысль, русская философия и наш образ жизни, наша национальная культура, дают богатый материал для размышления и принятия решения, которое нужно нам, а не нашим возможным товарищам и партнерам по международ- ным отношениям. Мы уже вступили в тот возраст нашего бытия, когда мы должны перейти к более зрелым формам национального самосознания.

Но сегодня стало как никогда ясно, что к России нельзя подходить с прозападными мерками, они попросту не рабо- тают. И первым аргументом в пользу нашей позиции является простая арифметика истории. С первых шагов по вхождению России в европейскую культуру (Петровские реформы) прошло 300 лет. Движение западничества тоже имеет внушительную историю. А каковы результаты? Стала ли Россия европейской страной, хотя бы по части общественных параметров? Прошло 300 лет со дня рождения М.В. Ломоносова, а мы все решаем проблемы, с которыми он боролся: нищета населения, защита русского языка, богатства российские все еще в Сибири. Наши собственные Ньютоны уже вы- нуждены бежать из Отечества. Второй аргумент заключается в том, что обращение взоров на Запад раскололо страну. Сначала явно, потом неявно, теперь опять явно, что глаз слепит, как бы вообще не потерять зрения от залитых слез! А все потому, что задачи были поставлены неправильно. Прежде всего они были привнесены извне, сверху, силой. Россия была изнасилована, т.е. ее заставили делать то, что она не хотела. Что противоречило ее Духу. Об этом много писали русские философы. Вся русская философия, если она по духу русская, строилась на патриотизме, любви к Отечеству, но кто читал и с уважением внимал эту мудрость?

Самосознание России нужно изучать и знать по ее философской культуре. Уже тогда, в первых работах славянофи- лов были заложены основы русского менталитета, так необходимого для принятия правильных решений. Удивительно, но это действительно так, что понять, угадать (Чаадаев) русскую душу впервые смогли только славянофилы. В чем причина такого проникновения? Но результаты нас поражают. Приведем маленький пример: И. Киреевский в статье «Каких перемен желал бы я в теперешнее время в России» пишет о жестком, с помощью силы введении в те годы Государственной присяги. Однако, даст ли она желаемые результаты, как в западных странах? Вряд ли. В России все по-другому. «Кто не знает, что за ведро вина можно целую деревню заставить присягнуть в чем угодно» [Киреевский 2006, т. 1, с. 70]. Но кто теперь обращается к этой мудрости в условиях разгула чиновничьих «постановлений»?

Хорошей матрицей (здесь слово «матрица» применяется в своем методологическом содержании как основа явления или процесса) выступает статья В. Грановского, поданная в материалы заочной конференции «Русская философия и формиро- вание патриотического самосознания России». Анализ становления русского патриотизма Грановского зрелый, профессио- нальный, аргументированный и достоверный. Можно применить к нему эпитет «глянцевый» как очень красивый, привлека- тельный и дорогой, но не в смысле денежного эквивалента, а в значении потребности для ответа на поставленные вопросы.

В общем, установка автора вполне традиционна: у нас мало демократии и нужно её развивать, чтобы прийти к како- му-нибудь патриотизму. Наша задача заключается в проведении анализа данного тезиса. В результате сформулировать ответ Грановскому. Начнем с вопроса, который просто просится: но куда этот путь приведет? В цивилизованное европейское общество? Где становится почти нормальным, что двое мужчин называются мамой и папой третьего, не рожденного ими человека? Где человек, проживший вместе со своими предками сотни лет на родной земле, стесняется, а то и боится назвать ее своей родной землею? И, далее, возможно ли это цивилизованное общество вообще осуществить? Сколько мы потеряли, идя более 300 лет по этому пути, и где мы находимся сегодня? Возникает вполне оправданный вопрос: а не заблудились ли мы? Может, нужен новый Чаадаев, чтобы с новой силой поставить этот вопрос сегодня? А может быть, все-таки пора сказать, что наши цели другие, ибо условия и материал другой? К сожалению, у нас попрежнему считают, что такой вопрос некорректен, ибо тогда можно полагать, что мы хуже. Но у кого есть эти критерии, которыми можно оценить «хуже» или «лучше»? Однако то, что мы не такие — это точно. Отсюда вывод: наш патриоти- ческий идеал нужно искать, определить, распространить и принять. И опять беда. В России нет того слоя людей — ин- теллектуалов, кто думает за народ. (Хомяков А.С. и «Вехи»).«Современная Россия также больна своей интеллигенцией как и во времена «Вех», — пишет С.А. Нижников. Возьмем на себя смелость утверждать, что в России нет патриотиче- ской интеллигенции.

«Слово патриотизм фактически изгнано из лексикона либеральствующих интеллектуалов. Необходим был Сол- женицын, вернувшийся в подвергшуюся новому игу уже “желтого колеса” страну, чтобы вновь прозвучало это слово» [Нижников 2014, c. 3].

Большинство интеллигенции компрадорская по сути своих взглядов, продажная (не в прямом смысле, конечно), и в этом беда и самой интеллигенции, которую не понимают и за которой не идут, и русского народа, лишенного своей го- ловы. (Это очень удобно политикам, т.к. можно списывать все неудачи на недомыслие и отсутствие демократии. И смело каяться в своих грехах). Но в этом вопросе мы опять расходимся с западниками, которые считают, что интеллигенция — это люди преимущественно умственного труда. Однако в российском смысле этого слова на первое место ставят умение почувствовать душу народа, понять его интересы и защитить их. Этими людьми могут быть и политики, и военные, и школьные учителя, врачи, актеры и все другие, кто искренне (какое хорошее слово, правда, сегодня так редко осуще- ствимое, ибо живем-то мы в век поголовного лицемерия и всяческих технологий, и главной технологии «лицемерной ис- кренности») заботится о ближнем, значит, заботится об обществе (не «шкурники», по выражению Н. Бердяева).

Весь материал статьи Грановского традиционен и в построении, и в аргументации. Все хорошо, но неверно по суще- ству, в исходной позиции, в методологии. Ошибка в том, что автор призывает признать свои ошибки, но не видит своей. Например, нельзя сводить идеологию славянофильства только к религиозным интересам, она шире.

В материале нашего уважаемого оппонента чувствуется некоторая односторонность. Все более идет речь с позиции западников, а славянофилы — как доказательство истины методом от противного. Рефрен работы, скорее, в желании укре- пить основы демократии в стране против «сладострастия палки». Но нет ни слова о критике демократии, например, в работах Платона, Ницше или нашего, рожденного в Калужской губернии, К.Н. Леонтьева. Неужели не видно? Сколько уси- лий положено, чтобы внедрить правила демократии в России! Что получается? Вместо демократии изощренная плутокра- тия (Вл. Соловьев). Что ни выборы, то новый пример обмана и черного пиара. Почему мы всегда хотим «править», а не понять народ? Наконец-то нужно найти единство души и тела, мыслей и поступков, теории и практики социальных процессов в России, и перестать примерять чужие одежды, а изготовить свои. На отрицательном примере России, видимо, ра- ботает закон необходимого соответствия принципов организации общества форме психологического характера нации.

Демократия в понимании либерального крыла политической элиты России, которые призывали к свержению само- державия, также не выдерживает критики. Но как нужно было относиться царю к словам поэта: «Самовластительный злодей, тебя, твой трон я ненавижу. Твою погибель, смерть детей с жесткой радостию вижу»? И хотя в поэме мелькает имя Людовика, но только ли о нем шла речь? Сегодня надо понять те процессы по-новому. Нельзя забывать, что запад- ная политическая идеология «демократического общества» выработана не философами, а политологами в интересах политических партий. Это понимание уже, одностороннее, однобоко. Как однобок европейский индивидуализм, который хорош только в своих «четырех стенах». Для России этот западный подход неприемлем, ибо он не ее, история это подтвердила, следовательно, этот путь тупиковый.

Вряд ли можно считать, что нашему автору удобнее было бы, чтобы в России не было устоявшегося чувства Родины и понятия Родины вообще. Что его устраивает ситуация бесформенной массы: «Все черненькие. Все прыгают», — так го- ворит герой пьесы Горького «На дне» Лука.

Ни тот, ни другой, ни третий путь нас не устраивает. Следовательно, нужно выработать новый вариант поиска этого пути, построенного на русском патриотизме, истоки которого, видимо, можно определить, опираясь на русскую религи- озную философию, которая имманентно приняла православие в качестве органического элемента русской культуры, выработала через «метафизику сердца» свою русскую методологию социального исследования, нашла положительный общественный идеал в «коммунитарности русской души». Нам необходима наша современная оптика экзистенциального рассмотрения русской истории, в которой бы не было желания навязать какой-то очередной проект построения российского общества, а согласно методологии экзистенциализма дать материал для живой организации этого общества, в основе которого лежит культура народа, являющегося плодом работы его истории (исходное содержание понятия «культура» — обрабатываю).Сохраняя русскую культуру как уникальный образ жизни большого народа и достояние мировой культуры, Россия сможет развиваться в едином социальном движении человечества через равноправный и свободный обмен идеями, товарами, ресурсами и достижениями гуманитарного искусства. В этом весь секрет патриотического са- мосознания страны. Теперь немного конкретики.

В. Грановский считает, что связь русской философии и идей патриотизма изучали многие, но места встречи не нашли.

«Прибавки жизненных сил русскому патриотизму дарами «вечного в русской философии» можно ждать лишь в том слу- чае, если мы согласимся на честную выписку себе её горьких диагнозов». Один из самых ярких анализов этой тенден- ции провёл Фёдор Августович Степун в своих «Мыслях о России» (1926). Завершая его, он писал:

«Из всего этого ни в какой мере и степени, конечно, не следует, что если бы русская философия на протяже- нии предшествовавшего революции столетия занималась бы не общесинтетическим отображением религиозной сущности русской души, а критическим расчленением и дифференцированным возделыванием русского сознания, то революция вылилась бы в другие, более умеренные и с социально-политической точки зрения более осмыс- ленные, формы» [Степун 1999, c. 25].

Правда, вывод, венчающий эту лекцию по социологии русской революции, в соответствии с её общим тоном напра- шивается быть прочитанным как раз с обратным знаком: то есть, вопреки авторскому подведению итогов Ф. Степуном. Мы согласны с Грановским. Русской философии было навязано это копание в сущности русской души, что, по большому счету, как нам известно, самокопание недопустимо. Однако и допустимо тоже. Кто бы так блестяще показал «пейзаж русской души», как не Н.А. Бердяев! Даже современные психологи с их набором критериев личности не способны так убедительно написать о русской душе потому, что одним «умом Россию не понять».

В работе Грановского проводится упрек, что русская философия не занималась напрямую формированием самосо- знания русского народа. А какая философия это делала сознательно и целенаправленно? Отведем возможный тезис о философии нацизма или ленинизма. Во-первых, они не равнозначны, хотя некоторым хочется их уравнять, во-вторых, это были не философские системы, а идеологические учения. По мысли Гегеля, философия выступает зеркалом общества имманентно, ненавязчиво и естественно. Это эпоха, схваченная в мысли. Любая философия это делает. Никакого отступления от этой функции философии русская философия не допускает. Возьмем большое и яркое подтверждение из анналов русской философии «Чтения о Богочеловечестве» Вл.С. Соловьева. Проекция русской общественной жизни в русскую мысль показывает достижения национального философствования. А «проекция язв русской общественной жизни на русскую мысль не отменяет значительных результатов работы этой мысли в сфере национального самосознания» (Грановский). Чтобы не быть голословными, приведем небольшой отрывок. «Такой народ, — пишет Вл.С. Соловьев, — не нуждается ни в каких привилегиях, ни в каких особенных преимуществах, специальных силах и внешних дарованиях. Ему нужна только вера, ибо он призван совершить акт божественный и безусловный. Ни Восток, ни Запад неспособны на такую работу. Это сможет осуществить славянский мир, и, прежде всего, русский народ как главный его представитель. Великое историческое призвание России, от которого только получают значение и ее ближайшие задачи, есть призвание религиозное в высшем смысле этого слова» [Соловьев 1990, т. 1, c. 30]. Час положительного осознания русского народа близок. Нужно только освободиться от той внутренней дряни, которая наполняет наше сердце, и от мнимо научной школьной дряни, которая наполняет нашу голову, считает Соловьев.

Если Вл. Соловьев, универсальная философская голова, вынужден так резко формулировать задачу, то, видимо, по- водов для этого было предостаточно. А что мы имеем сейчас, есть ли те истоки, на которые можно опереться и получить вразумительный ответ по поводу сущности русского патриотизма?..

Теоретическая и практическая палитра патриотизма многолика настолько, что требуется весьма глубокий и методоло- гически зрелый анализ этого материала. Ведь патриотизм означает сплоченность общества, способность его функцио- нировать как единое образование, т.е. его живучесть, устойчивость, перспективность и далее, — еще много архиважных параметров вытекают отсюда. Такая важная тема сводилась только к вопросам охраны и защиты государства. Этот не- достаток русского общественного сознания вскрыл ещё Н.А. Бердяев:

«Русский народ создал могущественнейшее в мире государство, величайшую империю,.. где личность была при- давлена огромными размерами государства, предъявлявшего непосильные требования» [Бердяев 1990, c. 6—7].

Но сегодня о сделанных выводах в русской философии плохо знакомы в широкой патриотической массе страны. «Чаще всего они замещены патриотикой, вбирающей в себе главным образом концепты сильно вульгаризованного «имперского возрождения» и по-сталинистски оформленного «мобилизационного проекта» (Грановский). Это не совсем так, скорее, в обыденном понимании данного социального явления мы больше сталкиваемся с эмоциональными истоками патриотизма, ассоциированными с красками малой Родины, «отеческими гробами», в прямом смысле с лицами предков, от которых и идет понятие «Отечество». Но в таком варианте мы получаем «местечковый патриотизм», на государ- ственном языке муниципальный. С такими исходными позициями патриотизма можно согласиться, они полезны, но с определенными оговорками об укоренении идей патриотизма в масштабах большой страны.

Но поскольку мы обещали вести полемику с Грановским, то будем верны своему слову. «Что же до патриотической идеологии, — пишет наш оппонент, — то сегодня её наиболее распространённой формой стал реликтовый сталинизм, порой трудно отличимый от экзотичных версий неомонархизма. Его контакт с русской религиозной мыслью фактически неосуществим ввиду её персоналистической установки. Между тем, безлично-этатистский пафос патриотического движения коренится, по нашему мнению, в исторически и религиозно привитой русскому характеру склонности подчинять себя сверхиндивидуальным ценностям — бесспорном национальном качестве, сильнее всего проэксплуатированным вXX веке большевиками, а также в почтенной, но искажённой деспотизмом традиции государственного служения». Здесь к месту заметить, — считает В. Грановский, — что славянофилы критиковали Запад прежде всего потому, что в центре их внимания стояла полемика с западными конфессиями об истине христианской религии.

Попробуем разобраться. Вот небольшой пример идей славянофилов. Одну из своих статей, написанную в средине ХIХ века, И.В. Киреевский назвал «Каких перемен желал бы я в теперешнее время в России?» Пять страничек и пять предложений автора должны были бы остаться в истории. Но вот что важно, что интересно с ними познакомиться, и они не кажутся совсем прошлыми и ненужными. Более того, его предложения реализуются сегодня. Прошло сколько времени? И возникает вопрос: то ли он видел так далеко, то ли Россия никуда не ушла. А может быть, возможен и другой вывод? Так что же предлагал нам славянофил?

Первое предложение, «чтобы в теперешнее время никаких существенных перемен в России не делалось, покуда евро- пейские волнения [революции 1848—50-х годов во Франции и Германии — А.С.] не успокоятся и не установится там ка- кой-нибудь твердый порядок вещей.» Все источники нестабильности в российском обществе идут из-за рубежа: финансо- вые модерации, политические моды, марксизм, революции, «свободный рынок» и т.д. Как видится его предложение сего- дня: Россия не должна спешить с изливанием пылких чувств к Европе, но всегда держать свою позицию на расстоянии.

Второе предложение. «Я желал бы, чтобы все фабрики... были выведены из столиц... ». Правда, причина, по которой он предлагает это сделать, весьма необычная. Скопление бессемейных рабочих портит нрав общества. От испорченной закваски скоро и легко портится все тесто, то есть народ. Вывоз фабрик приведет к соединению земледелия с промыслом, «фабричную работу с близостью семьи» и обезопасит общество от беспорядков. Отсюда третье предложение. Только сохранение семьи может сколько-нибудь остановить падение нравов. Это ли не актуальное предложение для современного российского общества? Где здесь религиозные аспекты?

Таков небольшой пример славянофильства. И что в нем устарело? Наоборот, актуальны и архиактуальны высказан- ные предложения. «Образованный слой в России должен перейти от распространения яда нигилизма, безответственного критицизма и радикализма к выработке положительной общественно-политической и государственной идеологии».

Почему мы все время смотрим на сторону? Когда мы научимся проводить рефлексию исторических событий и жизни в России по своим, подходящим для нас приемам познания? Вот какого умения нам не хватает. Современные исследования идут по старым, ложным путям, несостоятельность которых доказана практикой безуспешных проектов. Пора понять, что мы не те, что они. Русская философия эти положения давно сформулировала, но до сих пор они не стали до- ступны общественности. Идти в массы, выполнить старую задачу русской интеллигенции: научить народ уму-разуму, но своему, а не чужому.

Что мы имеем и что можно предложить в качестве духовного фундамента русского патриотизма для самосознания российского общества? По мнению В. Грановского, ничего, ибо все, что было разработано в истории России, сегодня не выдерживает его (Грановского) критики. Устарели позиции ранних славянофилов. «Наряду с задействованием подобных этатистских стереотипов заявляет о себе всё громче и патриотическое антизападничество. Оно чаще всего занимается поднятием на щит идей поздних славянофилов и подпитывается тем убеждением в силе национального единения и твёрдости православной веры русского народа, которое вычитывается из «Пушкинской речи» Ф.М. Достоевского».

Совершенно правильно, Достоевский же давал отповедь радикальному русскому западничеству, которое отказывало России, её культуре и религии в какой бы то ни было самобытности, видя её будущее не «скорректированным» некоторыми очевидными преимуществами европеизации, но от начала до конца переплавленным в западный стиль и быт. Такое запад- ничество в нашем обществе, как и в целом религиозное расхождение между православным и западным христианством, со- храняется до сих пор. «Ясно одно: привлекать русскую религиозную мысль в качестве актуального мерила сегодняшних российских (и мировых) событий и неправильно, и вряд ли возможно» (В. Грановский). Почему же, разве она применялась и получила рекламацию? Ошибка нашей истории в том, что «мы отложили работу по совершенствованию всего своего, ибо в нас внушили любовь и уважение только к чужому, — и это стоит нам нравственного унижения» [Хомяков 1994, т. 1, c. 452].

«Но культурно-исторический образ России противопоставлялся Западу и в славянофильском романтизме, и в почвен- ничестве Достоевского с гораздо меньшей и в общем иной экспрессией, нежели та, что звучит лейтмотивом в нынешних патриотических историософемах». С точки зрения жёстко антизападнического изоляционизма, — пишет В. Грановский, — истолковывает русскую цивилизацию и духовно обосновавшую её русскую философию историк Н.А. Нарочницкая в своей известной книге, издание которой десятилетие назад стало патриотическим бестселлером:

«...ни Чаадаев, мучительно переживавший раздвоение, ни славянофилы, Достоевский и Данилевский, осознан- но поставившие проблему, ни В. Соловьёв, ни даже И. Ильин и блестящие русские умы XX века, похоже, до конца не осознавали дехристианизирующую роль рационализма и либерализма для судьбы самой Европы, причём как Западной, так и стоящей на очереди Восточной» [Нарочницкая 2003, c. 44].

Нам представляется, что позиция Н. Нарочницкой есть вполне справедливая реакция на то, что «язык наш стал не- уважен, ...новость стала душой нашей, переимчивость овладела нами... Не сами ли мы разрываем союз с впечатления- ми прошедшего...Зачем они живут как гости на родине, не только говорят, пишут, но и мыслят не по-русски?» [Хомяков 1994, т. 1, c. 452].

Такова историческая и идейная база, на которой предполагается строить здание современного российского патрио- тизма. Почти совсем негодная и неспособная для дальнейшей деятельности. Все пришло к своему завершению, изрядно наследив в истории. Мы, начисто проигравшие XX век, нуждаемся в этом витальном кровотоке (Ю. Пивоваров). Нужно начинать новый этап, не имея никакого фундамента, но, чтобы успешно двигаться вперед, нужна точка опоры. Можно согласиться с мыслью Грановского: «Русская мысль лежит перед нами большой непрочитанной книгой». Но она есть, нужно найти ее исток и логику. Теперь наступают такие времена, по Н.А. Бердяеву, когда российское общество «должно помочь само себе, сознав, что отсутствие трансцендентной помощи не есть беспомощность, ибо бесконечную имманент- ную помощь находит человек в себе самом, если дерзнет раскрыть в себе творческим актом все силы Бога и мира, мира подлинного в свободе от “мира” призрачного [От мира западного — А.С.]» [Бердяев 1989, c. 256].

Однако отсюда совсем не следует вывод о том, что появляются «запросы на повторное сооружение идеологического каркаса с целым рядом державных и ретро-советских декораций, которые адресуют «верхам» отдельные представители общества и массовое низовое настроение, гораздо настойчивее проходных реплик верховновластного официоза [Гранов- ский 2013]. Да. России нужна определенность, устойчивость (да и кому она не нужна?). Но это не совсем то, за что кри- тиковал Иван Аксаков, находя во взглядах К.Н. Леонтьева «сладострастный культ палки». Мы больше за порядок в Рос- сии. Когда и «петух не кукарекает, когда хозяин спит». ( Надеюсь, эта шутка К. Леонтьева всем понятна). Но если на основе этого высказывания Леонтьева отметают как консерватора-традиционалиста, приверженца идеологии, которая требует беспрекословного послушания начальству, то это очень большая ошибка. Почитайте публицистику К. Леонтье- ва: что ни статья, то особое, т.е. отличное от официального точка зрения.

Еще один вариант патриотического отношения к России — идеи Александра Сергеевича Панарина. Он считает, что «за- логом патриотического возрождения России является экономический и политический реванш национальной буржуазии»,чью идеальную духовную родословную он выводит из хозяйственного миросозерцания русского крестьянина («“кулак”, близкий старообрядческой традиции», «его демократия свободы» [Панарин 2005, c. 243]); А.С. Панарин полагает, что вы- ход из мирового тупика один — «возвращение к модели Просвещения на новой основе» [Панарин 2006, c. 45]. С нашей точки зрения, квинтэссенцией идеологии патриотизма А.С. Панарина является идея собирания России, сохранения ее по- тенциала от разграбления западом, и прежде всего возвращения в российское общество ее интеллигенции и элиты. Не будем этого касаться, ибо это отдельный и очень больной вопрос нашей современной жизни, требующий особого анализа.

Нам хотелось бы определить тот методологический фундамент, на котором необходимо вести работу по формирова- нию патриотического самосознания России.

1. Известный спор между славянофилами и западниками не решен. Сегодня весьма активно представлена некая иллюзия о том, что мы приняли западническую концепцию развития и успешно ей следуем. Это большой разговор, но о его принципиальных позициях все-таки нужно сказать. Принятие западного образа жизни, стиля мышления, принципов социального устройства, культуры кажется делом решенным, но тогда почему нет того результата, кото- рый есть в Европе и которого мы ждали в России? Где те успехи, которых мы с таким нетерпением ждем от проза- паднических нововведений? Оказывается, мы можем одеваться в европейские одежды, ездить в европейских авто- мобилях, называть глав городов «мэрами» и делать еще кучу всякого западного «действа», но все равно рано или поздно душа русского человека возьмет свое и проявится, и начнется, так нам известный, «русский бунт».

2. Нужно поставить вопрос о той массе людей, которые все-таки разместились в прозападном социокультурном менталитете. Главным образом, это элита (богатые), управленцы, частично интеллигенция. Но только частично. Главное, что этим людям принадлежит, или находится в их ведении исполнительная власть. Рычаги все-таки в их руках и так было во второй половине XIX, весь ХХ век, включая и советское время, и опять в XXI веке так. Отсюда вытекает очень важное следствие, глубокое по своей причине и тем опасное по своему действию: разделение об- щества на два мощных, не уступающих друг другу потока. Они идут рядом. Но не вместе. Вот о чем писал А.С. Хо- мяков. Общество должно жить вместе, а не рядом. Это колоссальный вывод для понимания общественного самосо- знания. Тем более, что русский человек привык жить вместе, ему так комфортнее, удобнее. Общество испытывает из этого постоянное напряжение. Вспомните, когда мы в последнее время жили спокойно? Уверен, не назовете та- кого времени в последние 150 лет. Не отсюда ли истоки революций, перманентных реформ, от которых уже тош- нит, и массовых перестроек. Не то перестраиваем!

3.Мы все больше приходим к вводу, что перестраивать нужно сначала сознание. Напрашивается очень интерес- ный вопрос. Не обманул ли все человечество Карл Теодор Маркс, когда сказал, что прежде чем думать, нужно есть, пить и размножаться? (известное письмо к Анненкову). Может быть, и скорее всего так, сначала нужно думать, а потом и есть, и пить (это уж точно), и размножаться тоже. В этом изюминка человека. Но она, к сожалению, не переросла в «изюминку человечества». Разумное поведение человека не стало автоматически разумным для всего общества. Маркс подогрел животные инстинкты классовой борьбой, якобы найдя ее законы. Законы у человечества должны быть другие. Искать и открывать их должны люди с самыми высокими человеческими качествами. Здесь просто напрашивается платоновская программа роли философов в управлении. Сегодня все говорит за нее: и возраст этих людей (философом можно стать только после 50-ти), и стремление к познанию и поиску истины, отвращение ко лжи. (Не могу не вспомнить известную статью А.И. Солженицына «Жить не по лжи».) Далее, способность преодолеть искушение чувств. Здесь в платоновских идеях гораздо меньше идеализма, чем в идеях построения коммунизма К. Маркса. Здесь действительно есть что осуществлять и кому осуществлять эти планы в противовес маргиналам — рабочим с их всемирно-исторической миссией. Сегодня практикой социалистического строительства показано, что как только ничего не имеющий люмпен получает возможность приобрести что-то, его аппетиты возрастают непомерно, и он сразу забывает о своей всемирно исторической миссии.

4. Холодное и равнодушное отношение к русской философии уже было наказано десятилетиями общественной вакханалии, беспредела политической власти, оторвавшейся от народа. Известный спор между славянофилами и западниками не закончился. К сожалению, западнические позиции преобладали. Они привели к тому, что «мы от- ложили работу по совершенствовании всего своего, ибо в нас внушили любовь и уважение только к чужому, — и это стоит нам нравственного унижения» [Хомяков 1994, т. 1, c. 452]. Великое служение русской философии в ее людях, первым из которых был И.В. Киреевский. Нам необходима философия, писал он, все развития нашего ума требует ее. Но не та философия, которая стыдливо оглядывается на другие системы и хочет быть похожей на них, а фило- софия с действительно близкая и нужная народу. Теперь вся надежда на век XXI: неужели Россия еще не все вы- страдала, неужели наша интеллигенция не способна ничему научиться из собственной истории? [Нижников 2014].

5. Задачи нужно ставить иные. Истории нужно поставить другие вопросы. Они в наше время должны прозвучать все основательнее и решительнее, иначе Россию не сдвинуть. Не только образования не хватает, а свободы и от- ветственности, что в единстве дает культуру общества. Без соответствующей культуры нельзя создавать условия свободного развития личности, будет анархия, война всех против всех, без внутренней культуры человека мы не можем получить ответственности личности перед обществом. Культура как интегральное явление, включающее философию, науку, искусство, образование, политику, экономику, мораль, право делает общество ответственным перед человеком. И в этом синтезе залог наших успехов.

В завершение хотелось бы высказать одно предложение, которое может показаться в логике этой работы странным. Формировать истоки патриотического чувства сознательно, теоретически грамотно и даже профессионально не нужно. В таком подходе мы рискуем оказаться непринятыми, или слишком рьяно принятыми, читай отторгнутыми массами изнутри. Такое было уже в опыте работы над общественным сознанием страны. Задача наша связана с другой функцией — охранительной. Надо раскрывать истинное содержание антипатриотических идей извне, формировать некоторого рода иммуни- тет к чуждым идеям. Вот здесь нужен профессионализм, ибо мы имеем дело с сильным и профессиональным субъектом вторжения в сознание людей. Раскрывать его приемы и цели, вести борьбу на уровне его технологий. Очень нужной, духовно богатой и социально действенной становится в этом случае русская философия как методологический фундамент, идейное оружие и положительный пример русского патриотизма, неиссякаемый источник мудрых мыслей народа.