Родина. Вольтер

Перевод: Килин Сергей Владимирович - руководитель Движения "ПОСТ №1"

Раздел первый.

Мы ограничимся в этой статье, как мы обычно это делаем, тем, что традиционно предложим такие вопросы, которые мы пока решить не можем.

Есть ли у еврея Родина? Если он родился в португальской Коимбре, значит среди толпы невеж, которая всегда будет с ним спорить, ему придётся давать нелепые ответы, если он вообще осмелится отвечать. За ним следят инквизиторы и если они узнают, что он не ест сало, то его прикажут сжечь и всё его имущество будет по закону принадлежать им. Будет ли в таком случае Коимбра его Родиной? Может ли он нежно любить Коимбру? Может ли он сказать, как в пьесе «Гораций» Пьера Корниеля:

«О Альба где очам блеснул впервые свет!

Как нежно я ее любила с детских лет!

…

За Родину покинуть мир - достойная судьба

И люди бы стремились к такой смерти без конца».

Является ли его Родиной Иерусалим? Он смутно слышал, что его предки, кем бы они ни были, когда-то обитали на этой каменистой и бесплодной земле, граничащей с ужасной пустыней, жизнь в которой невыносима, а сегодня там хозяйничают турки, которые от этой земли почти ничего не получают. Нет, Иерусалим не его Родина. У него её вообще нет, ибо нет ни клочка принадлежащей ему земли.

Может ли гебр, раб турок, или персов, или Великого Могола, более древний и в сто раз более уважаемый в мире, чем еврей, может ли он считать своей Родиной те несколько пире, которые он тайно возвышает в горах?

Баньян или армянин, которые всю свою жизнь кочуют по Востоку, занимаясь посредничеством, могут ли они сказать: «Моя дорогая Родина! Моя дорогая Родина!»? У них там нет ничего, кроме их кошелька и торговой книги.

А есть ли Родина у народов Европы, у всех тех убийц, наемных воинов, которые продают свою кровь первому царю, который готов им заплатить? Не больше, чем у хищной птицы, которая каждый вечер возвращается в расщелину, в которой её мать свила свое гнездо.

Неужели монахи посмели бы сказать, что у них есть Родина? По их словам, она на небе. В добрый час, но на земле я такого места не знаю.

Будет ли уместно слово «Родина» в устах грека, которому не ведомо, жили ли когда-нибудь Милтиад или Агесилай и который знает только то, что он раб янычара, который является рабом аги, который является рабом бачи, который является рабом визиря, который является рабом падишаха, которого мы называем в Париже Великим турком?

Что такое Родина? Это, случаем, не хорошее ли поле, обладатель которого, удобно расположившись в ухоженном доме, может сказать: это поле, на котором я тружусь, дом, который я построил, принадлежат мне, и я живу здесь под защитой законов, которые ни один тиран не может нарушить? Когда же те, у кого, как и у меня, есть поля и дома, объединятся по общим интересам и у меня есть право голоса в этом собрании, так как я часть этого целостного сообщества, часть суверенитета, тогда это моя Родина. Всё, что не является таким жильем для человека, оказывается ли своего рода конюшней, где конюх бьет лошадей хлыстом по своей прихоти? Родина есть при хорошем царе; при плохом её нет.

Раздел второй.

Однажды молодой кондитер, отучившийся в колледже и кроме этого знающий несколько фраз Цицерона, заявил, что он любит свою Родину.

«Что ты понимаешь под Родиной?» - спросил у него сосед - «Это твоя печь? Или это деревня, где ты родился и которую ты больше не видел? Это улица, на которой жили твои отец и мать, разорившиеся и, чтобы выжить, вынудившие тебя печь пирожки? Это ратуша Отель дэ Виль, где ты никогда не будешь служащим? Или это Собор Парижской Богоматери, где ты не смог бы быть даже мальчиком в хоре, тогда как, какой-то невежа стал архиепископом и герцогом, имея двадцать тысяч золотых монет ренты?»

Кондитер не знал, что ответить. Мудрец, слушающий этот разговор, пришел к выводу, что на территории огромной страны живут миллионы людей, у которых Родины нет.

Ты, сладострастный парижанин, никогда не совершивший другого великого путешествия, кроме как в город Дьепп, чтобы поесть там свежих морепродуктов; ты, который не знает ничего, кроме хорошей жизни, сверкающего дома в городе и красивого дома за городом, собственной ложи в опере, когда остальная Европа борется со скукой; ты, приятно разговаривающий на родном языке, лишь потому что не знаешь другого; ты любящий всё это, и любящий еще девушек, которых ты содержишь, вино Шампани, которое поставляется тебе из Реймса, ренту, которую мэрия платит тебе каждые шесть месяцев, и ты говоришь, что любишь свою Родину!?

По совести говоря, может ли какой-нибудь финансист искренне любить свою Родину?

Офицер и солдат, которые разграбят кварталы, если им позволят это сделать, есть ли у них нежная любовь к крестьянам, которых они разорят?

Где была Родина герцога Де Гиза по прозвищу Рубленый? Была ли она в Нэнси, Париже, Мадриде, Риме?

Какая у вас Родина, кардиналы Балю, Дюпра, Лотарингский, Мазарини?

Где была родина Аттилы и ста таких героев, которые всегда находились в походе?

Мне бы хотелось, чтобы мне сказали, какая Родина была у Авраама.

Первый, кто написал, что Родина везде, где человеку хорошо, думаю, был Еврипид, в его Фаэтоне: «Родина — это та земля, которая нас кормит».

Но первый человек, который покинул место своего рождения, чтобы искать свое благополучие в другом месте, сказал это до него.

Раздел третий.

Родина состоит из множества семей, и так же, как семью поддерживают обычно из самолюбия, если нет противоположного интереса, так же и город, и деревню, которую называют своей Родиной, поддерживают из самолюбия. Чем больше становится эта Родина, тем меньше её любят, потому что любовь, разделенная на всех, ослабевает. Невозможно нежно любить многочисленную семью, которую едва знают.

Каждый, кто одержим стремлением стать демагогом, претором, консулом, диктатором, громко кричит, что он любит свою Родину, а любит он только себя. Каждый хочет быть уверенным, что сможет спать в своем доме, и никакой другой человек не сможет силой отправить его спать в другое место; каждый хочет быть уверенным в своем благосостоянии и в своей жизни. С такими, общими для всех желаниями оказывается, что частный интерес становится общественным: клятва во имя республики - ничто иное, как клятва во имя собственных интересов.

Невозможно, чтобы на Земле существовало государство, которое не управлялось бы сначала как республика; это естественный ход человеческой природы. Сначала несколько семьей объединялись против медведей и волков; те, у кого было зерно, меняли его у тех, у кого были дрова.

Когда мы открыли Америку, мы обнаружили, что все племена там разделены на республики; во всей части этого мира было только два царства. Из тысячи наций мы нашли там только две подчиненных.

Так было с древних времен; до этрусских и римских королей всё в Европе было республикой. В Африке и сегодня еще сохранились республики. На её севере: Триполи, Тунис, Алжир, и у нас на севере, являются республиками разбойников. Готтентоты к югу до сих пор живут еще так , как, говорят, жили в первых веках существования человечества, свободные, равные между собой, без хозяев, без подданных, без денег и почти без потребностей. Их кормит мясо их овец, их шкура - одевает, убежище готтентотов - хижины из дерева и земли – очень отсталые. Они самые вонючие из всех людей, но они не чувствуют этого; они живут и умирают более тихо, чем мы.

В Европе осталось восемь республик без монархов: Венеция, Голландия, Швейцария, Генуя, Лукка, Рагуза, Женева и Сан-Марино. Можно рассматривать Польшу, Швецию, Англию, как республики, подчиняющиеся королю; но из них только Польша приняла такое название.

Теперь скажите, кто из вас предпочтет Родину монархическую, а кто республиканское государство? Уже четыре тысячи лет этот вопрос беспокоит всех. Спросите об этом у богатых - они все предпочтут аристократию; спросите народ - он хочет демократии: и только цари предпочитают царство. Как же стало возможно, что почти вся Земля управляется монархами? Спросите крыс, которые предложили бы повесить колокольчик на шею кошке. Но на самом деле, истинная причина, как было сказано, прежде всего, в том, что люди очень редко достойны того, чтобы самим управлять собой.

Печально, что часто для того, чтобы быть хорошим патриотом, нужно быть врагом всех остальных людей. Древнеримский политик Катон всегда повторял в Сенате: «Кроме того, я полагаю, что Карфаген должен быть разрушен!» Быть хорошим патриотом - это желать, чтобы твой город обогатился торговлей и был силен своим оружием. Ясно, что одна страна не может победить без поражения другой, и что она не может победить, не сделав кого-то несчастными.

Такова человеческая сущность - желая величия своей страны, мы желаем зла своим соседям. Тот, кто хотел бы, чтобы его Родина никогда не была ни больше, ни меньше, ни богаче, ни беднее, был бы гражданином мира.